В этом обзоре англо-американской феминистской критики я попыталась пролить свет на наличие преемственности между традиционной гуманистической, патриархатной и современной феминистской критической школами. Несмотря на заявления о том, что англо-американская литературная критика активно развивает новые методы и аналитические технологии, я нашла этому мало доказательств. Радикально новое влияние феминистской критики можно обнаружить не на уровне теории или методологии, но в политической сфере. Феминистки политизировали существующие критические методы и подходы. Если феминистская критика перевернула установленные критические позиции, то только потому, что подняла радикально новый вопрос о сексуальной политике. Именно на основе своей политической теории феминистская критика выросла в новое направление литературных исследований. Феминистки, таким образом, оказываются в положении, отчасти сходном с положением других радикальных критиков: выступая с маргинальных позиций и располагаясь на задворках академических кругов, они стремятся раскрыть сущность политики так называемых «нейтральных» или «объективных» работ своих коллег, одновременно действовать в качестве культурных критиков в самом широком смысле этого слова. Как и социалисты, феминистки могут, до определенной степени, позволить себе плюрализм и толерантность в выборе литературных методов и теорий именно потому, что считают приемлемым любой подход, успешно служащий их политическим целям. Ключевое слово здесь «успешно»: политическая оценка критических методов и теорий является неотъемлемой частью феминистского критического начинания. Поэтому мои сомнения в отношении большей части англо-американской феминистской критики обусловлены не столько тем, что она продолжает развиваться в рамках мужского гуманизма, но что в ней при этом отсутствует глубокое осознание серьезных политических последствий такого подхода. Следовательно, главный парадокс англо-американской феминистской критики заключается в том, что, несмотря на порой сильную, явную политическую подоплеку, она в конечном итоге оказывается недостаточно политичной; не в том смысле, что заходит недостаточно далеко в своих политических суждениях, но потому, что ее радикальный анализ все еще переплетается с деполитизирующими теоретическими парадигмами. В этом нет ничего удивительного: все направления радикальной мысли неизбежно остаются заложниками тех исторических категорий, которые они стремятся перерасти. Но, даже осознавая историческую неизбежность этого парадокса, мы не должны пассивно содействовать увековечиванию патриархатного порядка.