Должны ли мы думать, что связь между первым и последующими предложениями случайна — что писательство было революционным жестом для Вулф, потому что ее видели дрожащей в процессе работы над текстом? Или же этот абзац следует понимать как развернутую метафору, как отображение страхов любой женщины, пишущей в условиях патриархата? Но в последнем случае это ничего не скажет нам о специфике авторского стиля Вулф. Быть может, первое предложение претендует на то, что последующие должны лишь подкрепить сказанное? Но и в этом случае аргумент неубедителен, так как Маркус без доли сомнения апеллирует к биографическим фактам с целью подкрепить свой тезис о характере литературного стиля Вулф: читателя убеждают не при помощи текста, но находя опору в биографических обстоятельствах. Так ли важно знать, имела ли Вулф привычку дрожать за письменным столом? Может быть, гораздо важнее, что она писала? Подобного рода эмоциональная аргументация снова всплывает в пространном исследовании, посвященном мнимому сходству Вулф немецким марксистским критиком Вальтером Биньямином. Как бы мы ни хотели придать политическое содержание ее частной жизни, самоубийство Вулф в собственном саду в неоккупированной Англии нужно рассматривать в ином контексте, чем самоубийство Биньямина на испанской границе, куда он, немецкий еврей, бежал, спасаясь от нацистской оккупации Франции, боясь быть выданным в руки гестапо. Пользуясь биографическими аналогиями, Маркус пытается доказать исключительность личности Вулф. В связи с этим она обращается к приемам традиционной историко-биографической критики, бывшей в моде до появления американских Новых Критиков в 1930-х. Вопрос же о том, насколько радикальный феминизм может опираться на такие традиционные методы, не модифицируя их, остается дискуссионным. Как мы могли убедиться, современная англо-американская феминистская критика склонна рассматривать творчество Вулф в традиционных эстетических категориях, в основном опираясь на либерально-гуманистическую версию эстетики Лукача, с которой Брехт столь успешно полемизировал. Нам еще только предстоит написать свою антигуманистскую версию прочтения Вулф, позволившую бы, как я пыталась показать, выявить политическое содержание ее эстетики.