Обретение языка

Мы видели, как в семиотике Кристевой маргинальное и гетерогенное становятся средствами расшатывания центральных структур традиционной лингвистики. Чтобы показать, как Кристевой удается постулировать одновременно структурированность и гетерогенность, разнородность языка, и почему это предполагает акцент на языке как дискурсе говорящего субъекта, необходимо познакомиться с теорией обретения языка, которая изложена в ее монументальной докторской диссертации «Революция в поэтическом языке», увидевшей свет в Париже в 1974 году. Филипп Льюис отмечает, что вся работа Кристевой до 1974 года пронизана стремлением определить или постичь то, что она называет «означивающий процесс», «процесс значения». Приступая к этой проблеме, она смещает Лаканово различение Воображаемого и Символического порядка в различение семиотического и символического. Взаимодействие между двумя этими элементами и составляет означивающий процесс. Семиотическое связано с доэдипальными первичными процессами, фундаментальные пульсации которых Кристева считает преимущественно анальными и оральными, и в то же время дихотомичными и гетерогенными. Бесконечный поток пульсаций собирает в себе хора, которую Платон в «Таимее» определяет как «незримый, бесформенный и всевосприемлющий вид Эйдес, чрезвычайно странным путем участвующий в мыслимом и до крайности неуловимый». Кристева присваивает и переопределяет понятие Платона и приходит к выводу, что хора не является ни знаком, ни положением, но «целиком промежуточной артикуляцией, по своей сути подвижной и составленной из движений и их мимолетных стадий... Ни образец, ни копия, она предшествует и дает основание фигурации и потому также секуляризации и допускает аналогию только с вокальным или кинетическим ритмом». Согласно Кристевой, signißance — вопрос позиционирования. Чтобы произошло означивание, необходимо расщепить семиотический континуум. Это расщепление семиотической хоры составляет термическую фазу, позволяющую субъекту соотнести различия и таким образом означивание с непрерывной гетерогенность хоры. Вслед за Лацканом Кристева считает стадию зеркала тем первым шагом, который «открывает путь конституированию всех объектов, которые отныне будут обособлены от хоры», а Эдипову фазу с присущей ей угрозой кастрации — тем моментом, когда полностью завершается процесс расщепления или отделения. Как только субъект вступает в Символический Порядок, хора будет более или менее успешно вытесняться и восприниматься только как пульсирующее давление на символический язык: как противоречия, бессмыслица, распад, паузы и пробелы в символическом языке. Хора — не новый язык, а ритмическая пульсация. Иными словами, она составляет гетерогенное, разрушительное измерение языка, то, что никогда не будет поймано в ловушку традиционной лингвистической теории. Кристева отчетливо осознает противоречия, связанные с попытками создать теорию хоры, в принципе не подлежащей теоретизации, противоречие, располагающееся в центре всего семиотического проекта. Она пишет: «Семиотика, агентом социальной связности, участвует в формировании того убеждающего образа, который представляет сам социум, все понимающий, вплоть до практик, которые намеренно его исчерпывают».