Представление Сиксу о женском письме как о способе выстроить заново непосредственное отношение к физическому jouissance женского тела может прочитываться позитивно, как утопическое видение женской творческой способности в истинно свободном от угнетения и сексизма обществе. Заметный акцент на воображаемом, действительно, характерен для утопических произведений. Например, в 1972 году Кристиана Рошфор опубликовала замечательный феминистский утопический роман Archaos ou le jardin étincelant, повествовательный стиль которого демонстрирует поразительные параллели с теорией Сиксу о Воображаемом как утопическом способе решения проблемы желания. Утопическая мысль всегда была источником вдохновения как для феминисток, так и для социалистов. Уверенно признавая, что перемены возможны и желательны, утопическое видение отвлекается от негативного анализа существующего общества, создавая образы и идеи, способные вдохновить на бунт против угнетения и эксплуатации. Опираясь на взгляды таких теоретиков Франкфуртской школы, как Эрнст Блох и Герберт Маркузе, исследователь Арнхельм Невзюсс показал, что зачастую направленная против утопий аргументация исходит от правой части политического спектра, составляя часть стратегии нейтрализации или компенсации революционного содержания утопических идей. Наиболее пагубным и широко распространенным аргументом в борьбе против утопии из числа описанных Невзюссом можно назвать «реалистический» подход. Склоняясь к рационализму с его характерной недооценкой возможного политического воздействия человеческого желания, «реализм» также критикует противоречивый характер многих утопий: утверждается, что нет смысла принимать их всерьез, раз они настолько алогичны, что всякому понятна их неосуществимость в реальной жизни. Отвергая такой подход, Невзюсс видит в противоречиях, воплощенных в столь многих утопиях, обоснование проводимой ими социальной критики: разрывы и несоответствия в утопиях свидетельствуют о репрессивном влиянии тех социальных структур, что вызвали их к жизни, указывая на вездесущесть той авторитарной идеологии, которую старается подорвать утопист. Если признать правоту Невзюсса, получается, что утопический проект всегда отмечен конфликтом и противоречием. Таким образом, читая тексты Сиксу как феминистскую утопию, по крайней мере, некоторые аспекты обнаруживаемых противоречий мы можем объяснить конфликтом между противоречивой патриархатной идеологией и утопической мыслью, стремящейся освободиться от мертвой хватки партриархата. Но если верно, что все противоречия Сиксу в конечном итоге оказываются собранными в неструктурированном пространстве Воображаемого, они, скорее всего, означают также бегство от сегодняшней социальной реальности. В работе, посвященной Норману Брауну, Герберт Маркузе, будучи решительным защитником утопизма, называет утопический идеал Брауна попыткой «реставрации изначального всеобщего единства: единства мужского и женского, отца и матери, субъекта и объекта, тела и души — устранения самости, моего и твоего, устранения принципа реальности, всех и всяческих границ». Позитивно оценивая стремление уничтожить существующие репрессивные структуры, Маркузе критикует культивирование Брауном принципа удовольствия как раз за то, что раскрывается оно исключительно в области Воображаемого: «Корни репрессии реальны и остаются реальными; следовательно, их выкорчевывание остается реальной и рациональной работой. Устранять следует не принцип реальности; не всё, но такие конкретные вещи, как бизнес, политику, эксплуатацию, бедность. Без привязки к реальности и здравому смыслу цели, которую ставит перед собой Браун, достичь невозможно».